«Салю, вьё! – орет мне Илюха на всю улицу. – Коман са ва?» Я беру его за рукав и медленно поворачиваю из стороны в сторону. Он не сопротивляется, наоборот, знает, с кем имеет дело. Ко мне и шел, судя по всему. «Са ва бьен. Ну-ка, издали посмотрим… А ничего. Хорошо шьет Юденофф». Илья улыбается просто до ушей. Приказчик мучительно сдерживает радостные повизгивания. Впрочем, лицо его, за которым я слежу боковым зрением, резко мрачнеет, когда я распахиваю пиджак и начинаю придирчиво изучать подкладку. Значит, что-то не в порядке. Как обычно. Аж зло берет – ничего мои соотечественники не могут нормально доделать до конца. Слишком талантливая нация, черт бы ее побрал, чтобы обращать внимание на мелочи… Тут уже Илюха не выдерживает. «Да ладно, Поль, не надо так строго. Могу я, трам-тарарам, взять и поддержать трудовой копейкой русскую прет-а-порте?» Можешь-то ты можешь, только вот не хочу я, чтобы эта самая прет-а-порте наглела в ущерб качеству. «Так что, берем?» – «Пожалуй. Только я бы на твоем месте выпустил чуть-чуть рукава. Буквально на пять миллиметров. И будет самое оно». Приказчик по-русски не понимает, но в витрине целая система зеркал, поэтому ему отлично видны наши жесты и выражение лиц. Он расцветает на глазах. А Илюха, тот просто фонтанирует. «Спасибо, Поль. Век не забуду. Ты сам-то куда намылился?» – «Да вот, на угол, в табачку. Хочу приличную сигару». – «И мне! Сейчас вернусь, учиню банкет. Конец сезона уже отметили, твое золото обмыли, теперь пропишем мою обновку». Он убегает, приказчик мгновенно прибирается к ноге и забавно семенит рядом, кивая, словно заведенный. Илюха показывает на рукава – внял моему совету, умница.
Я бреду на угол. С каждым шагом мне легче, легче, легче… Значит, это мы так весело закрыли сезон. Что аж на улице потеплело. Хочется надеяться, без жертв и разрушений – не как в прошлый раз. Ну правильно, наш с Машкой золотой дубль пришелся на последний этап розыгрыша. Закрытие само по себе большой праздник, а уж «трижды двадцать» – вполне уважительный повод радикально улучшить погоду. Кстати, где моя боевая подруга? А, неважно. Будем надеяться, что пока меня глючило, я не успел ее обидеть ни словом, ни действием. А к обиде бездействием Машке не привыкать.
Выхожу из табачной лавки, сую в один карман пачку «Голуаз» на черный день, в другой – упаковку голландских сигар «Даннеман». И нос к носу сталкиваюсь с Кристи. Она с ног до головы охватывает меня одним взглядом, все тут же понимает насчет моего состояния, подходит вплотную, прижимается – как в том сне, ей-Богу, – а теперь поцелуемся… Буднично так, будто час назад расстались, но с чувством. Просто для затравки. Главное и самое интересное еще впереди. «Крис, ангел мой, я так скучал…» – «Я тоже. Здравствуй, любимый». Здравствуйте, мадемуазель Кристин Килли. Она смотрит на меня снизу вверх все понимающими глазами и улыбается. «Я сезон закрыл» – говорю. «Ага, вижу. Пойдем?» Конечно пойдем. Куда скажешь, туда и пойдем, родная. Ты, главное, скажи. Надо же – вот она, моя Кристи, собственной персоной и в натуральную величину. Правда, величина небольшая, Машке на один укус, но зато фигура – как у той рыжей девицы, которая в раковине стоит. В смысле – на картине Ботичелли. Волосы у Кристи черные, прямые, до плеч, чуть подвитые на концах, личико из категории хитрых смазливых мордашек, только попородистее, со смыслом. Когда она задумается о чем-нибудь, ее лицо становится донельзя одухотворенным, иногда настолько, что хочется залезть в каталог хорошей картинной галереи и посмотреть – не оттуда ли. А еще говорят, француженки сплошь некрасивые. Как в таких случаях многозначительно заявляет Илюха, «Это вам только так кажется». Он умеет произносить эту дебильную по сути фразу с неповторимой мрачной угрозой в голосе.
Честно говоря, мне не интересно, какие из себя француженки. У меня есть Кристи, все остальные ее землячки – свободны. Можете поверять их алгеброй, раскладывать по полочкам или по коечкам, это как вам нравится. Я свое урвал. Не завоевал, не заполучил, а именно урвал. Дело в том, что мы с Крис буквально с первого взгляда прониклись друг к другу необъяснимой симпатией, не имеющей ничего общего ни с зовом пола, ни с крепкой дружбой. Я бы назвал это «родством душ». Ласковые улыбки, милая болтовня, но все с каким-то подтекстом, расшифровать который совершенно невозможно. Как говорится – неумолимо потянуло друг к другу. Вот, дотянулись.
Она берет меня за руку и ведет. Из-за угла выскакивает Илюха, выпучивает глаза, я сую ему в руки сигары. Он что-то галантное бормочет на своем чудовищном французском в адрес Крис и чуть ей в пояс не кланяется. Учтивая Кристи по-английски обещает ему меня потом вернуть. Илья радостно блеет что-то типа «нет-нет, вовсе и не хотелось, даром не надо, забирайте его насовсем, он и так уже все у нас выпил». Я краем сознания припоминаю, что нужно будет, однако, выяснить, какой отравой меня угостили, и кому по этому поводу устроить выволочку. Очень тихую и незаметную, чтобы тренер не пронюхал. Он за галлюциногены обоих лыжей забьет – и того, кто давал, и того, кто принял. В Димона, помнится, за один-единственный косяк так ботинком засандалил, что откачивать пришлось.
«У вас планы не переменились, вы уезжаете третьего?» – спрашивает Крис. Я задумываюсь о том, какое сейчас число, и понимаю, что это не имеет значения. «Я уеду, когда уедешь ты. И если захочешь, мы поедем вместе. Туда, куда ты скажешь». Крис вся подбирается, и я знаю цену этому напряжению – она ждала таких слов несколько лет, но, кажется, не особенно надеялась их однажды услышать. «Кристи, ангел мой, давай на минуточку остановимся». – «Конечно, Поль». В глаза не смотрит, прячет лицо. Маленькая… Трогательно маленькая, всего сто семьдесят. И худенькая, легкая. Конституция, мягко говоря, совсем не горнолыжная. Ни золота, ни даже бронзы на серьезных трассах ей не взять никогда, это Крис знает отлично. Техника у девочки филигранная, но одной лишь техникой золото не берут. Кристин просто физически не может так отчаянно по-мужски, на голой атлетике «ломать склон», как это делает Машка, которая на десять сантиметров выше, гораздо тяжелее, а сильнее, небось, вдвое. И конечно в сто раз отчаяннее. Поэтому на стандартном Кубке у бедной Крис шансов немного, а к нам, в формулу «Ски Челлендж», где делаются по-настоящему большие деньги и добывается оглушительная слава, ей путь вообще был закрыт с самого начала. И слава Богу. Нечего ей делать в нашем безумном конкуре, где ты сам себе и лошадь, и жокей (а все-таки, какого черта Боян упал, да еще так по-дурацки? неужели…). Зря она вообще пошла в спорт. Хотя когда тебя поставили на лыжи, едва ты начал говорить, другого пути и не мыслишь. И то, что Кристи в свободное время балуется спортивной журналистикой, очень хорошо. Я слежу за ее работой и знаю, что из девочки получится толковый комментатор. Не такой блестящий, каким буду я, но все-таки очень приличный. И это замечательно.